Ядро работы Иммануила Великовского обманчиво просто, видно с самого начала и его легко проглядеть, хотя оно находится на первых страницах его самой ранней книги. В предисловии к «Мирам в столкновениях» Великовский рассказывает нам сущность того, что он надеется достичь.

​

«Можем ли мы из этого разнородного материала извлечь исторические факты? … В некоторых случаях невозможно сказать точно, относится ли письменный документ или предание к одной или к другой катастрофе из происходивших  на протяжении веков; также возможно, что в некоторых преданиях разные элементы, относящиеся к разным временам, слились вместе. В конечном счете, не так важно точно отделять сообщения об отдельных мировых катастрофах. По-видимому, более важно установить

​

1. что были физические катаклизмы глобального характера в исторические времена;

2. что эти катастрофы были вызваны внеземными факторами (agents); и

3. что эти факторы могут быть идентифицированы.

​

Существует множество последствий, вытекающих из этих заключений… »[1]

​

В самом деле. Я верю, что весь корпус работ Великовского вытекает из этих трех довольно скромных идей.

​

Подобно многим другим, я открыл для себя Иммануила Великовского, столкнувшись с «Мирами в столкновениях». Случайная встреча в библиотеке изменила навсегда мой взгляд на человеческую историю. Сначала я пытался игнорировать те завораживающие – и необыкновенно волнующие – главы, который я прочел в библиотеке. Тем не менее, по пути домой я случайно поднял взгляд на церковный шпиль, который я видел в течении многих лет. Впервые я заметил, что самым высоким объектом на церкви был не крест на вершине шпиля, а громоотвод на вершине креста. Я вернулся в библиотеку и взял «Миры в столкновениях».

​

Как журналист, я сразу понял, что захватывающие описания Великовским планетарных столкновений выльются в интересную статью. Наше первое интервью состоялось весной 1969 года в его доме в Принстоне, Нью-Джерси, в 50 милях к юго-западу от Нью-Йорка.

​

В одной точке нашего долгого разговора он сделал то, что, как я недавно узнал, он иногда делал с другими. Он лег на психоаналитическую кушетку в своей гостиной, поднял на лоб очки для чтения и попросил меня совета. Как представить его идеи более эффективно? Следует ли ему опубликовать новые тома из его серии «Века в хаосе» или стоит подождать, пока не появится больше информации?

​

Я был польщен, если не сказать больше. Затем он переключил свое внимание на меня. Читал ли я его критику «Крейцеровой сонаты» Толстого[2]? Нет, я не читал. Он покинул комнату, нашел фотокопию в своих документах и протянул ее мне.

​

«Вы будете наслаждаться ею», сказал он мне со своим мульти-европейским акцентом.«О чем она?», спросил я.

«О бессознательной гомосексуальности и ее роли в наших жизнях. Кстати говоря, вы женаты?»

«Да».

«Хммм. Дети?»

«Двое».

«Ах». Он посмотрел на свою жену Элишеву, которая зашла в комнату. Они, казалось, обменялись многозначительным взглядами, но что это означало – и означало ли – я до сих пор не знаю.

​

Когда я собрался уйти, Великовский спросил меня, не буду ли я против того, чтобы послать ему предварительный вариант статьи, которую я планировал написать, чтобы он мог проверить ее на наличие ошибок. «Журналист однажды сделал ошибку», сказал Великовский. «Он не понимал термин 'допотопный' (antediluvian) и написал 'анти-потопный' (anti-diluvian), что создало впечатление, что я против потопов. Если мы проверим предварительный вариант статьи, то сможем избежать подобных ошибок».

​

Это не было обычной журналистской практикой, но теперь, когда Великовский искал моего совета, разве мог я отказать? Я усердно трудился над статьей в течение нескольких недель. Мой редактор отодвинул мой дедлайн так, что статья должна была выйти в то же время, что и первая высадка на Луну в июле 1969 г. У меня не оставалось времени, чтобы отослать Великовскому предварительный вариант, как я обещал. Поэтому я позвонил ему и начал читать текст по телефону. Почти немедленно он прервал меня, критикуя мой выбор слов. Я пошел напролом. Он остановил меня опять, сердито спрашивая, почему я не упомянул конкретный вопрос.

​

«Редактор выделил мне только тысячу слов», - сказал я ему и продолжил. Он остановил меня опять, на этот раз поучая меня, что я не должен называть Исаака Ньютона «самодовольным» (smug). Я ответил ему, что я проверяю только факты, а не мнения. Он взорвался в ярости, крича в трубку, что он потратил на меня часы своего времени, а я заставил его пожалеть, что он сделал это. Следующие две полные минуты он кричал на меня без остановки. Я спокойно слушал, а потом сказал: «Спасибо, доктор Великовкий», -  и повесил трубку.

​

Я позвонил своему редактору, сказал ему, что статья не может быть завершена по техническим причинам, и что я умываю руки насчет Великовского. Однако, в течение нескольких следующих месяцев, по мере того, как просачивалась информация о высадке на луну и сопутствующих научных открытиях, я видел поток доказательств, текущих в сторону Великовского: увеличивающиеся температурные градиенты, углеводороды, магнитные аномалии. Самым важным было то, что теперь, когда я смотрел на человеческую историю с точки зрения катастрофиста, у меня не было пути назад. До чтения Великовского я часто размышлял, как униформистский сценарий, который я изучал в школе, мог создать воинствующие культуры и неистовые, с кровавыми ритуалами (blood-rite), небесные религии, которые свойственны большинству человеческих сообществ. Великовский объяснил все это. Я написал ему полу-извиняющееся письмо и был опять приглашен в его дом.

​

В последующие годы я стал ярым защитником его идей, но это продолжалось только до 1977 года, когда я попытался написать еще одну статью о них. Тогда только вышли «Народы моря» (второй том из серии «Века в хаосе»). «Скоро они будут приходить», сказал мне Великовский, подразумевая ожидаемое паломничество ученых, чтобы отдать дань человеку, который открыл настоящую историю древнего мира.

​

Тем не менее, многие из его сторонников – особенно в Британии – были настроены против его пересмотренной хронологии. Я стал задавать себе вопросы. Почему Великовский не идет по стопам «Веков в хаосе», которые  так многообещающе закончились на 9 веке до н.э., вместо этого перепрыгнув в «Народах моря» в 4 столетие до н.э. Сомнения и неопределенности мешали прогрессу моей статьи. Великовский предложил мне послать ему первые 10 или 20 страниц – возможно, он мог бы ответить на мои вопросы. Несколькими неделями позже страницы были возвращены, украшенные саркастическими и презрительными комментариями одного из его сторонников.

​

Я чувствовал себя преданным. Пелена не совсем спала с моих глах, но я начал осознавать, как сильно я был под его влиянием. Великовский, психоаналитик, был проницательным знатоком человеческой природы. Он знал, как затронуть душевные струны и как держать плеть, чтобы выстроить своих сторонников по струнке. На протяжении многих лет я часто находил себя колеблющимся — сказать ли мне то, во что я верил или то, что, как я чувствовал, Великовский хотел услышать от меня. Обычно в итоге я не говорил ничего.

​

В годы после смерти Великовского в 1979 я стремился достичь объективной оценки его места в истории. Великовский был первым, кто соединил психоанализ, количественную науку, мифологию и библеистику в цельную исследовательскую систему. Его пересмотренная хронология древнего мира, использующая археологическую историю Египта и других наций, чтобы проиллюстрировать письменную историю Израиля, может иметь фатальные недостатки из-за его веры в точность библейского датирования.

​

Опять и опять я обнаруживал себя возвращающимся к тем трем выводам в предисловии к «Мирам в столкновении».  Ни в одном из них не было сказано ничего о Венере или Марсе. Они не настаивали на определенной последовательности событий или на определенной исторической  точке зрения. Фактически, они были тихим объявлением войны упорядоченному миру науки середины 20 века и ориентирами для будущих катастрофистов.

​

Как пережили эти три краеугольных камня работы Великовского научные бури последних 45 лет? Я думаю, вполне хорошо.

​

1. Глобальные катаклизмы больше не подвергаются анафеме в мэйнстримной науке. Тем не менее, идея глобальных потрясений в исторические времена все еще встречает сильное сопротивление  большинства ученых. Но по мере того, как число доказательств растет, список теорий о недавних катастрофах становится все больше. (В книге «When the Earth Nearly Died» [3] приводится впечатляющий массив данных).

2. Идея, что глобальные катастрофы могут быть вызваны «внеземными факторами» получила сильную поддержку от Луиса Альвареса, который показал, что воздействие астероида было в значительной степени ответственно за вымирание динозавров. Теперь такие идеи приемлемы при условии, что они имеют дело с «внеземными факторами» и катастрофами далекого прошлого.

3. Могут ли эти факторы быть идентифицированы? Это самый слабый из краеугольных камней Великовского. Была ли это Венера? Марс? Сатурн? Никто из вышеперечисленных? Мы можем никогда не понять, какая из планет или комет за что была ответственна. Идентификация внеземных факторов остается тем, чем это было для Великовского, предметом  проливающих свет догадок.

​

Тем не менее, процесс просвещения стал необратим.  Мы многим обязаны Великовскому за его битву с Харлоу Шепли и его приспешниками-карателями. Великовский показал, как современная наука плещется в вводящем в заблуждении и цензурированном учении актуализма (arts of uniformitarianism). Он заставил нас усомниться в общепринятой хронологии мира, и таким образом он открыл новое измерение в мышлении и осознании (awareness).

​

Тем не менее, все еще имеются серьезные психологические препятствия для победы катастрофизма. Катастрофизм призывает нас заменить историю, в которой глобальные катастрофы были сублимированы в религии и культуре на историю, которая напоминает, что наша планета находится в постоянной опасности быть разрушенной силами, которыми мы не можем управлять.

​

Так как мы празднуем столетие со дня рождения Великовского, я верю, что мы должны судить его работу не по успеху или провалу его конкретных реконструкций прошедших событий. Мы должны оценивать его по его гению видеть то, что упустили другие,  по его мужеству, которое он проявил в борьбе с мощной и мстительной ортодоксией, и по трем выводам, которые составляют ядро его работы. Больше всего мы должны благодарить его за то, что он дал нам шанс понять наш мир и самих себя.

​

Ссылки

​

1. Velikovsky. I, Worlds in Collision, Preface (p. 9 in Abacus edition, Sphere Books, London, 1972; first published in Britain by Victor Gollancz, London, 1950).
2. Velikovsky, I, 'Tolstoy's Kreutzer Sonata and Unconscious Homosexuality'. Psychoanalytic Review, 24 (1937).
3. Allan, D S and Delair, J B, When the Earth Nearly Died, Gateway Books (1995).